Нежность - Страница 14

Ей было стыдно перед самой собой, что, невольно окунувшись в прошлое, она, сама того не желая, вспомнила и, самое главное, приветствовала все то, что так отчаянно стремилась стереть из памяти.

– Ты не вызываешь у меня ничего, кроме омерзения!

– Странно, в том году ты чувствовала совсем иное, – вставил Мартин.

Его слова, произнесенные очень тихо и спокойно, прозвучали для нее как пощечина. Ей вдруг показалось, что он читает ее мысли.

– Насколько я помню, тогда мои ласки не считались «лапаньем». Страшно подумать, какой восторг они вызывали у тебя.

– Нет! – Она передернулась, превозмогая безумную ломоту во всем теле, невзирая ни на что, требовавшем удовлетворения.

– Нет?! – как эхо повторил Мартин.

Николь даже не предполагала, что такое простое, короткое междометие может вмещать в себя столько цинизма.

– Значит, сейчас ты лжешь просто из трусости, так?

– Т-трусости? – в замешательстве, вызванном полным разоблачением, повторила она, не найдя, что ответить.

Да, он попал и точку – на самом деле она жила его ласками и поцелуями, страдая от опустошенности и ощущения огромной утраты, когда их не стало. В какой-то момент они переросли в жизненную необходимость. Разбудив в ней сексуальность, он словно выпустил джинна из бутылки – теперь ее плоть трепетала от его малейшего прикосновения и безумствовала без него.

Страшно то, что это желание близости с ним, оказывается, все еще живо и, как примерный раб, просто дремало в ожидании своего властелина.

Неужели она действительно настолько слабовольна, что по первому его зову идет у него на поводу? Что это – животный инстинкт? Похоть? Да, так оно и есть. А иначе чем можно объяснить происходящее с ней? Ведь Мартин Спенсер умер для нее еще год назад. Стыдно, Боже, как стыдно!

– Я не трусиха!

– Еще какая, радость моя, трусиха из трусих. – Николь совсем стало не по себе от его язвительного тона. – Ты бежишь в страхе, удираешь от того, что произошло, боясь признаться, как это было…

Она попыталась вырываться. Его голос зазвучал громче и жестче, а золотистые глаза вонзились в нее, парализовав.

– Ну вот, так-то лучше…

И это неминуемо случится вновь. Казалось, недосказанное повисло в воздухе.

– Николь…

Мартин снова заключил ее в свои объятия.

– Нет! – Она рванулась что было сил, понимая, что еще мгновение, и ей уже не устоять, вывернулась и побежала.

Пятьдесят минут она неслась почти вслепую, не чувствуя под собой ног и не разбирая дороги, но Мдина – местечко очень маленькое, здесь, как в лабиринте, все узкие улочки сходятся в центре, на площади перед собором. Запыхавшись от бега, Николь остановилась, с трудом переводя дыхание, в панике не зная, что делать. Немного отдышавшись, она заметила высокую фигуру с вьющимися волосами в тени боковой улицы и узнала в ней Мартина. Значит, он все время был где-то рядом и следил за каждым ее движением. Сначала у нее возникло жгучее желание подойти к нему и выплеснуть весь ушат своего негодования, но она передумала.

«Пусть тащится, если ему так нравится, – решила она. – Лучший способ показать свое безразличие – не замечать его. В конце концов, она приехала сюда знакомиться с достопримечательностями и красотами Мдины, так зачем же забивать себе голову ненужным хламом?» С чувством преисполненного долга Николь демонстративно повернулась спиной к наблюдающей за ней фигуре в дальнем конце площади и решительно направилась к массивным деревянным дверям собора.

Осмотрев собор, она пошла прогуляться по маленьким магазинчикам с необычайно узкими дверьми и окнами – полюбоваться искусной работой мальтийских кружевниц. В одном из них к ней сзади неслышно подкрался Мартин.

– Скоро все закроется для сиесты. Как насчет того, чтобы поесть где-нибудь, пока не поздно? – негромко, с прежней галантностью, поразившей ее до глубины души, спросил он.

Ничто в его голосе не говорило о недавнем инциденте, словно сначала его ласки, а потом обвинения в трусости существовали только в ее воображении.

– Я не голодна. – Николь решила не сдаваться без боя.

Мартин стоял настолько близко, что она ощутила на себе его теплое дыхание, которое, как перышко, нежно защекотало ей шею и вновь напомнило о былом.

– Мне известно местечко, где пекут самые вкусные в мире шоколадные пироги, – с хрипотцой, интригующе-загадочно проговорил он.

У Николь пересохло в горле. Мысли опять и опять возвращали ее на двенадцать месяцев назад… Они, умиротворенные, предаются радости жизни, нежась на солнце у бассейна, время от времени предаваясь любви, выпуская пары своей страсти. Ничто еще не предвещает беды. А утром она призналась, что ужасно хочет чего-нибудь шоколадного. В тот вечер Мартин вдруг исчез и потом неожиданно ввалился к ней в номер с мальтийскими сладостями, сделанными из шоколада, земляного ореха и меда. И сейчас, услышав его шепот, она почувствовала их вкус во рту.

– Ну, соглашайся же, не пожалеешь.

«Наверно, у демонов в Эдемском саду был такой же подкупающе ласковый голос, – как в тумане, подумала Николь, все еще пытаясь бороться с тем пьянящим воздействием скрытого в его словах смысла. – Да, теперь понятно, почему Ева не устояла».

– Самые вкусные в мире? – обернувшись, полукапризно, полукокетливо переспросила она.

– Самые из самых, – принимая ее игру, весело заверил Мартин. – Если тебе не понравится – с меня фант. А вид из кафе не менее чудесный, чем сладости, – добавил он с улыбкой, излучавшей столько тепла, что растопило бы любое ледяное сердце.

Николь решила, что ей нечего бояться, раз у него появилось желание пофлиртовать.